Конечно же, внутри меня сразу появился вкрадчивый голосок. Тот самый голосок, который обычно шептал мне что-то вроде этого: «Выпей ещё, Виктор, выпей. Ты быстро трезвеешь. Люпен ничего не заметит. А если хочешь, то смешай две вот эти вырвеглазные настойки. Ничего не будет. Я тебе зуб даю».
И сейчас этот голосок нашёптывал: «Открой дверь, открой. Вдруг за ней что-то интересное? Отрой, ничего не будет. Я тебе зуб даю».
А так как жизнь меня ничему не учит, я решительно положил руку на дверную ручку и потянул её на себя. Но дверь не поддалась. Она оказалась заперта. И я почувствовал жуткое разочарование, пронзившиеся меня от макушки до пят. Однако через миг подумал, что, наверное, так даже будет лучше. Мало ли что за ней? А вдруг там чудище, которое только и жаждет моей плоти?
Я тряхнул головой и решил снова вызвать «радар». Завертел руками в сложных пассах и вскоре увидел множество бесноватых. Они все мчались в одном направлении, словно там были гигантские скидки на новые, модные человеческие тела. И их миграция заставила меня сильно задуматься. Что её могло вызвать? И поможет ли это что-то выбраться мне отсюда?
Поразмыслив немного, я накинул на лампу свой многострадальный пиджак, дабы она не светила так ярко, и крадучись пошёл к тому коридору, по которому куда-то мчались твари. Авось они меня не почуют. Я уже так набегался, что начал вонять потом и немытым телом, что роднило меня с человеческими тушками, порабощёнными бесами.
И моим довольно смелым надеждам суждено было сбыться. Одержимые промчались по коридору, пока я стоял за углом, слыша лишь частое шлёпанье босых ног. А когда оно почти стихло, я выскочил из-за угла и побежал за бесноватыми, держась на почтительном расстоянии. Свет лампы к этому времени едва-едва просвечивал через ткань пиджака, поэтому она не должна была выдать меня.
Но не свалял ли я дурака ринувшись за одержимыми? Хрен знает, куда они бегут. Может, в самое сердце подземелья? Однако уже поздно было пить боржоми. Надо двигаться до конца.
И вскоре я испытал истинное счастье из-за того, что не передумал. Орава одержимых вывела меня к настежь открытой двери, покрытой рунами, отпугивавшими бесов. А за этой дверью скрывался тускло освещённый подвал, выложенный позеленевшими от времени блоками. Прочь из него вела каменная винтовая лестница. Я стал подниматься по ней, слыша впереди бесноватых. Они оторвались недалеко от меня, посему я увидел их спины, когда преодолел лестницу и оказался во дворце. В свете редких хрустальных люстр одержимые мчались по пустынному коридору академии, а впереди них сверкал лысиной ректор. Он-то их и выпустил, а сейчас возглавил.
Я помчался за ними по мозаичному мраморному полу, косясь на непривычные картины лёгкого запустения. Мне раньше не доводилось бывать в этой части дворца. Тут с потолка свисали клочья паутины, оконные стёкла могли похвастаться мутными разводами, а порядком побитые жизнью гобелены украшал толстый слой пыли.
Заканчивался же коридор высокой двустворчатой дверью, украшенной резьбой. Ректор быстро отпер её. И бесноватые в количестве двадцати одной истощённой рожи с чёрными глазами ломанулись дальше. А я помчался за ними по пятам, плохо представляя что делать дальше.
Надо бы остановить их, пока они не выбрались из академии… Но как? Я один с ними ничего не сделаю. А во дворце сейчас, наверное, мирно дремлет только ночной сторож или пара сторожей. И что мне делать с такой подмогой? Распить чекушку? Надежда только на то, что во дворце до глубокой ночи задержалась четвёрка-пятёрка преподавателей. И эти преподы услышат шум, выскочат в коридор и нейтрализуют бесноватых.
Но никто ничего не услышал. Одержимые преодолели первый этаж. А уже в холле ректор отодвинул в сторону засов, запирающий парадные двери, а затем бесноватые всей дружной толпой вывалились из дворца.
— Вот и всё, — прохрипел я, устало облокотившись о колонну. — Теперь только бежать в комнату сторожей и бить во все колокола. По-моему, она вон в той стороне.
Я со всех ног помчался к сторожам. И попутно в моей голове появилась запоздалая мысль, касающаяся ректора. А какого хрена он такой сообразительный? Обычно одержимые не умнее тумбочки. Они же незапертые на замок двери частенько не в состоянии открыть, а тут ректор орудует ключами, двигает засовы… Да он Эйнштейн среди бесноватых. Уму непостижимо!
И вот всё-таки пытаясь постичь умом эту загадку, я домчался до комнаты сторожей и распахнул дверь. В нос мне мощно ударил запах алкоголя, а в уши влетел раскатистый храп двух красных рож, спящих на поставленных друг к другу стульях. Я сходу влепил одного мужику знатную затрещину, но он лишь поморщился и попытался отмахнуться от меня как от назойливой мухи.
— Ага, ясно, — прохрипел я себе под нос. — Придётся самому разбираться.
Мой взгляд окинул коморку и наткнулся на панель с пятью рычажками. Я опустил первый, но ничего не случилось. Сирена не ударила по моими ушам. И тогда я вернул рычажок в исходное положение, а то мало ли что… Второй рычажок тоже никак не проявил себя. А вот уже третий заставил взвыть сирену во дворце.
Мужики стали плямкать губами и продирать глаза. А я нажал на четвёртый рычаг и услышал истошный вой, который начал звучать на улице. А вот пятый рычажок опять не привёл ни к каким последствиям. Но я всё равно выполнил свою задачу. Предупредил студентов и преподов. Они явно проснутся. Да и в башнях-общежитиях есть свои сигналки. Их должны врубить коменданты. Так что мне можно валить отсюда.
Я мазнул презрительным взглядом по с трудом просыпающимся сторожам и выметнулся вон. Надо бы вернуться в башню анималистов и там дождаться прибытия паладинов. А то хватятся студента Полянского, а его нет в общаге. И начнутся расспросы. А мне они не нужны. И ещё надо под каким-то соусом подать маркизе то, что ректор — фу-фу-фу. Он-то и работает на Ройтбургов. А это значит, что ей надо валить из академии, поскольку даже после превращения ректора в одержимого у него остаются прихвостни, которые продолжат атаки на Меццо.
И вот с этими неутешительными мыслями в голове я выскочил на залитые лунным и звёздным светом парадные ступени. Огляделся. Вокруг надрывалась сирена, а бесноватых было не видать. Тогда я бросился бежать к башне, внимательно глядя по сторонам. Вроде никого.
А вот когда я обогнул общагу водяных, то с ужасом увидел аж троицу одержимых. Они стояли возле того самого окна, через которое я ночами выбираюсь из башни. Ставни оказались закрыты, но вот решётка лежала рядом в траве, хотя я отчётливо помнил, что прилаживал её к окну! И эти хреновы бесноватые заметили отсутствие решётки. А дальше они прямо на моих глазах швырнули несколько камней в стёкла. Те с пронзительным звоном рассыпались на десятки блестящих осколков, а затем бесноватые по одному проникли в башню.
— Твою мать, — выдохнул я, живо представив себе то, что они могут там натворить.
А если в каждом одержимом не один бес, а целый рой, как в ректоре, то последствия могут быть крайне ужасными. Кто-то из студентов может убить людское тело одержимого. И тогда из него хлынет целый фонтан бесов, которые начнут порабощать людей.
Я похолодел от ужаса, а потом подбежал к башне и осторожно пробрался через разбитое окно, ощерившееся острыми осколками, торчащими из рамы.
Глава 3
Глава 3. Одержимые.
Я вернул решётку на место и лихо спрыгнул на пол, покрытый блестящими стеклянными слезами. Поразмыслил пару секунд и на всякий случай придвинул к разбитому окну покосившийся шкаф со швабрами и вёдрами. Он закрыл своей тушей оконный проём. И теперь с улицы в башню будет ещё сложнее проникнуть.
Проделав это, я крадучись вышел из помещения и прислушался. Темнота отозвалась лишь приглушёнными взволнованными голосами, доносящимися с лестницы. Но спустя миг там же раздались дикие крики, забористая матерщина и… выстрелы.
— Не стреляйте! — истошно заорал я, ринувшись к лестнице. — Это бесноватые!